— Дорогу! — кричали глашатаи. — Дорогу тархине Ласаралин!
Сразу за глашатаями появились четыре вооруженных раба, за ними — четыре носильщика с паланкином, который был весь в развевающихся занавесях и звенел серебряными колокольчиками. От паланкина пахло так, что вся улица вскоре заблагоухала цветами и духами. За паланкином шли рабыни в нарядных одеждах. Завершали процессию конюхи, скороходы, мальчики-пажи и тому подобная челядь.
И Аравис совершила первую свою ошибку, которая могла оказаться роковой. Она ведь неплохо знала Ласаралин. По нашим представлениям, они были вроде школьных подружек, потому что часто гостили в одних и тех же домах и проводили время в одном и том же обществе. Аравис не могла удержаться, чтобы не поднять голову и не посмотреть на нее, — ведь все выглядело так, будто Ласаралин вышла замуж и стала очень важной дамой.
Глаза девочек встретились, и Ласаралин сразу привстала на своих носилках, крикнув тоненьким голоском:
— Аравис! Как ты здесь оказалась? Что ты здесь делаешь? Твой отец...
Нельзя было терять ни мгновения. Аравис тотчас отпустила поводья Лошадей, ухватилась за край носилок и через мгновение уже закачалась рядом с Ласаралин в паланкине, бешено зашептав ей в ухо:
— Замолчи... Слышишь? Заткнись! И спрячь меня! Скажи своим людям...
— Но, милочка, — вскричала Ласаралин, и очень громко.
Ее ничуть не удивило, что народ уставился на эту странную пару — скорее, это даже ей нравилось.
— Делай, что сказано, или в жизни больше не стану разговаривать с тобой! — свирепо прошипела Аравис. — И побыстрее, Лас, прошу тебя. Все очень серьезно. Скажи своим людям, пусть возьмут тех лошадей. И ведут их за нами. Задвинь все занавеси в паланкине. И поскорее куда-нибудь, где меня не найдут. Поскорее, понимаешь?
— Не волнуйся, дорогая, — сказала Ласаралин томным голосом. — Все будет, как ты просишь. Эй, вы! — крикнула она рабам. — Пусть двое возьмут лошадей тархины. Вон тех... И несите нас скорее ко мне домой... Послушай, милочка, ты уверена, что с задернутыми занавесями будет лучше? В такой день, как сегодня?
Но Аравис уже задернула занавеси, заключив себя и Ласаралин в палатке — роскошной, ароматной, но тем не менее душной.
— Нельзя, чтобы меня видели, — объяснила она. — Мой отец не должен знать, что я здесь. Я убежала из дома.
— Ах, милочка, это так интересно! — воскликнула Ласаралин.
— Умру от нетерпения, если не узнаю все тотчас же... Дорогая, ты села мне на платье. Ты не подвинешься? Спасибо, так будет лучше. Понимаешь, оно совсем новое. Тебе не нравится? Мне его сшила...
— Ой, Лас, ну нельзя ли посерьезнее? — сказала Аравис. — Где мой отец?
— Ты еще не знаешь? — удивилась Ласаралин. — Разумеется, здесь. Приехал в город вчера и всех расспрашивает о тебе. Подумать только — мы здесь с тобой, а он ничего не знает! Такая забавная вещь, в жизни о таком не слыхала!
И она принялась весело хихикать. Аравис вспомнила, что та всегда была ужасно смешлива.
— Все это совсем не забавно, — сказала она. — Очень серьезно, просто ужасно серьезно. Сможешь ли ты где-нибудь меня спрятать?
— Это нетрудно, дорогая моя, — ответила Ласаралин. — Нас сейчас несут ко мне домой. Мужа нет дома, и никто тебя не увидит... Фу! Это совсем не весело — ехать с закрытыми занавесями. Мне хочется поглядеть на город. Зачем, спрашивается, я надела новое платье, если приходится сидеть вот так, за занавесками?
— Надеюсь, никому не слышно, как ты кричишь на меня во весь голос! — сказала Аравис.
— Разумеется, милочка, никто нас не услышит, — ответила Ласаралин самым небрежным тоном, как о сущей чепухе. — Но ты не сказала мне, что ты думаешь о моем платье...
— Погоди! — перебила ее Аравис. — Сначала скажи своим людям, чтобы они обходились с этими лошадьми как можно почтительнее. Они самые настоящие Говорящие Лошади. Из Нарнии.
— Подумать только! — восхитилась Ласаралин. — Я просто потрясена... Ах!.. Кстати, милочка... ты уже видела эту варварскую королеву из той самой Нарнии? Она сейчас гостит в Ташбаане. Говорят, что принц Рабадаш от любви к ней совсем потерял голову. Последние две недели у нас все время такие восхитительные вечеринки, охота — в жизни не видела ничего подобного! Но сама она, мне кажется, не такая уж хорошенькая. Но зато нарнианские мужчины — просто прелесть! Позавчера мы гуляли на лодках по реке, и на мне было...
— Как бы твои люди, — перебила ее Аравис, — не начали болтать направо и налево, что ты приняла какую-то нищенку к себе в дом. Стоит узнать об этом моему отцу...
— Да не беспокойся ты так из-за этого, милочка! — сказала с досадой Ласаралин. — Дома мы мигом подберем тебе подходящее платье. Да мы уже прибыли.
Действительно, носильщики остановились и осторожно опустили наземь паланкин. Когда они отдернули занавеси, Аравис увидела, что они находятся посреди двора-сада — очень похожего на тот, где несколькими минутами раньше оказался Шаста, только совсем в другой части города. Ласаралин, выбравшись из паланкина, сразу же направилась к дверям, но Аравис остановила ее, напомнив шепотом, что надо предупредить рабов — никому не рассказывать о странной гостье своей хозяйки.
— Прости, милочка, но это как-то вылетело у меня из головы, — сказала Ласаралин. — Эй, вы! Это я вам всем говорю! И привратнику тоже! Сегодня никому нельзя отлучаться из дому. Никому! И если я узнаю, что кто-то болтал об этой юной госпоже, того я сначала прикажу бить кнутами до смерти, потом поджарю, а под конец посажу на хлеб и воду на шесть недель. Ясно?