Но вдруг все сразу переменилось. Большая часть калорменцев в это время спешилась и начала строиться, чтобы идти на штурм ворот. Но тут они увидели нарнианцев, устремившихся на них с вершины гребня. В чем не откажешь калорменцам, так это в удивительной выучке. Шасте показалось, что им понадобилась всего лишь секунда, чтобы всем снова оказаться верхом и, развернувшись, помчаться навстречу нарнианцам.
Нарнианцы понеслись галопом. Расстояние между двумя армиями с каждым мгновением сокращалось. Кони неслись быстрее и быстрее. Все мечи были обнажены, все щиты подняты вверх, так что из-за них виднелись лишь глаза, все молитвы сказаны, все зубы стиснуты. Шаста был страшно испуган. Но в голове у него стучало: “Если я струшу сейчас, значит, буду трусом в каждом бою. Теперь или никогда”.
Но когда две армии сошлись, он потерял всякое представление о том, что происходит. Наступила ужасная неразбериха. Со всех сторон слышны были шум, лязг, гвалт. Вскоре кто-то выбил у него из рук меч, а тут еще и поводья каким-то образом совершенно перепутались. Он понял, что сползает с седла, и тут же увидел, что прямо на него нацелилось копье. Шаста быстро пригнулся и нырнул, чтобы избежать удара, — и в результате совсем свалился на землю, очень больно ударился левой рукой о чьи-то доспехи, а потом...
Но пытаться описать бой так, как его увидел Шаста, бесполезно: он мало смыслил в таких делах и не понимал как следует даже того, что происходило вокруг него. Лучше всего показать вам, что там творилось на самом деле. Для этого надо перенестись на несколько миль к югу, где на берегу пруда сидел Отшельник с Южной Границы, а рядом с ним Бри, Хвин и Аравис. И все они глядели на гладкую поверхность воды.
Дело в том, что пруд этот был не простой. Когда Отшельнику хотелось узнать, что же происходит на белом свете, за зеленым кругом стен его обители, он смотрел в пруд. Там в определенное время он, как в зеркале, мог видеть то, что происходило на улицах далеких городов, которые даже в Ташбаане считались крайним югом. Мог видеть корабли, входящие в Красную Гавань на далеких Семи Островах, или грабителей и диких зверей, бродящих по бескрайним Западным Лесам между Фонарным Заповедником и Тельмаром.
Все эти дни он почти не отходил от пруда, зная, что вот-вот в Арченланде должны разыграться великие события. Вместе с ним наблюдали Лошади и Аравис. Они сразу поняли, что пруд этот волшебный, потому что вместо того, чтобы отражать дерево и небо, он показывал какие-то расплывчатые окрашенные силуэты и рисунки, которые все время двигались в его глубине. Но сами они не могли ясно разглядеть почти ничего. Поэтому Отшельник все время объяснял, что именно он видит. Незадолго до того, как Шаста ринулся в свой первый бой, Отшельник говорил примерно вот что:
— Я вижу одного... нет, двух... теперь трех орлов, которые кружат над перевалом у Грозовой Вершины. Одного я узнал — это самый старый из орлов. Он уже почти не вылетает из гнезда, разве только когда надвигается какая-нибудь битва. Я вижу, как он кружит. То приглядывается к чему-то возле Анварда, то разглядывает что-то дальше к востоку, за Грозовой Горой... Ах... понятно теперь, чем занимались весь день Рабадаш и его люди. Они срубили и очистили от ветвей огромное дерево. Сейчас они выходят из леса и несут с собой таран. Да, кое-что они поняли с тех пор, как их ночной приступ был отбит. Но он проявил бы большую рассудительность, если бы заставил своих воинов смастерить приставные лестницы... Хотя на это ушло бы еще какое-то время, а он нетерпелив...
Вот недотепа! Ему бы следовало сразу же возвращаться в Ташбаан, как только потерпела неудачу первая атака — ведь весь его план рассчитан на внезапность и быстроту... Ну вот, они дотащили таран до своих позиций.
Люди короля Луна все время стреляют со стен. Пять калорменцев уже упали, но это мало, слишком мало. Теперь они держат щиты над головами. Рабадаш отдает какие-то приказы. Рядом с ним его самые преданные вельможи — воинственные тарханы из восточных сатрапий. Я вижу их лица и кое-кого могу узнать. Вот Коррадин из замка Тормунт, Азруш, Хламаш, вот кто-то с изуродованной губой... это, конечно, Ильгамут... и еще какой-то высокий тархан с красной бородой...
— Клянусь Гривой, это, должно быть, мой прежний хозяин Анардин! — воскликнул Бри.
— Тише! — прошипела Аравис.
— Теперь таран заработал, — некоторое время спустя вновь заговорил Отшельник. — Его бы не только видеть, но и слышать — мы бы услыхали настоящий гром! Удар за ударом! Не могут же ворота вечно выдерживать это... Но постойте! Что-то перепугало птиц возле Грозовой Вершины. Они разлетаются оттуда целыми стаями... подождите немного... я не могу толком разглядеть... А! Теперь вижу. Восточный склон хребта почернел от конников. Если бы ветер расправил знамя, я бы мог увидеть, кто это... Но, кто бы они ни были, они уже перевалили через хребет... А! Теперь я вижу и знамя. Нарния! Конечно же, Нарния! Красный Лев! А теперь они понеслись вниз во весь опор. Я вижу короля Эдмунда, а позади него во главе лучников какая-то женщина... Ох!
— Что такое? — беззвучно спросила Хвин.
— Это Кошки с их левого фланга вырвались вперед.
— Кошки? — удивилась Аравис.
— Большие Кошки... Леопарды и прочие, — нетерпеливо объяснил ей Отшельник. — Ну вот, теперь я вижу — Кошки пошли в обход боевых позиций, чтобы заняться лошадьми тех калорменцев, которые спешились. Хороший удар! Кони калорменцев прямо взбесились от страха. Кошки орудуют среди них. Но Рабадаш успел перестроить ряды, и сотня всадников у него есть. Они теперь несутся навстречу нарнианцам. Между ними всего сотня ярдов... теперь пятьдесят.