Королева, отпустив ладонь Дигори, подняла вверх руку, выпрямилась во весь рост и застыла неподвижно, будто окаменев. Потом она произнесла несколько слов, которых дети не поняли (но прозвучали они ужасно), а затем взмахнула рукой, будто швырнув что-то. И гигантские тяжелые двери затрепетали, как шелковые занавески на ветру. А потом распались на мелкие частицы — от них осталась лишь куча пыли на пороге.
— Вот это да! — воскликнул Дигори и присвистнул.
— Обладает ли маг, твой господин и твой дядя, подобной мощью? — спросила королева. — Впрочем, это я выясню сама — чуть попозже. А пока запомни получше, что ты видел. Так будет с любой вещью и любым существом, вставшим у меня на пути.
Сквозь опустевший дверной проем хлынул свет — ярче того, что они до сих пор видели в этой местности, и они не удивились, когда королева вывела их через порог под открытое небо. В лицо им ударил ветер — очень холодный и в то же время какой-то тяжелый и затхлый. Они стояли на высокой террасе, и перед ними открывался широкий обзор.
Где-то очень далеко, внизу, почти у самого горизонта, висело огромное красное солнце, намного больше, чем в нашем мире. Дигори сразу понял, что оно должно быть и намного старше нашего солнца. Оно прошло уже почти весь свой жизненный путь и безмерно устало от того, что так долго смотрело на этот мир. Левее и выше солнца горела одинокая звезда — большая и яркая. Это была очень печальная пара. На земле же во все стороны, насколько хватало глаз, простирался огромный город, в котором не было видно ни одного живого существа. Под светом этого угасающего солнца все храмы, башни, дворцы, пирамиды и мосты отбрасывали длинные мертвые тени. Когда-то по городу протекала широкая река, но вода в ней давным-давно исчезла. Река превратилась в широкую канаву, засыпанную серой пылью.
— Вглядитесь получше в то, чего более уже не увидят ничьи глаза, — промолвила королева. — Таков был Чарн, величайший из городов, столица Верховных королей, чудо нашего мира — а может быть, и всех миров... Может ли город, которым правит твой дядя, сравниться с ним, мальчик?
— Нет, — сказал Дигори.
Он хотел объяснить, что дядя Эндрю никогда не правил никаким городом, но королева продолжала:
— Теперь он молчит. Но я стояла здесь, когда воздух гудел от шума Чарна: топота ног, скрипа колес, щелканья бичей, стона рабов, грохота экипажей, священного рокота барабанов в храмах. И я стояла здесь, незадолго до конца, когда грохот битвы возносился к небу с каждой улицы, а река Чарн текла, покраснев от крови. — Она сделала паузу и добавила: — И все это в единый миг навсегда вычеркнула женщина!
— Какая женщина? — слабым голосом спросил Дигори, но он уже знал ответ.
— Я, — сказала королева. — Я — Ядис, последняя королева, но все-таки Королева Всего Мира!
Дети стояли молча рядом с нею, дрожа на холодном ветру.
— Виновата моя сестра:— продолжала королева. — Это она заставила меня совершить такое дело. Да пребудет навеки с нею проклятие всех Могучих! Я же готова была в любой момент заключить с нею мир, да! И пощадить ее жизнь! Если бы только она уступила мне трон. Но она не пожелала. И из-за ее гордости погиб целый мир. Ведь после того, как началась война, мы дали торжественное обещание, ни за что не пользоваться магией — в этом поклялись мы обе! Но когда она нарушила клятву, что оставалось делать мне? Дура! Как будто она не знала, что в магии я сильнее ее! И она даже знала, что мне ведома тайна Погибельного Слова. Неужели она думала, что я окажусь такой же слабовольной, как она, и никогда не воспользуюсь им?
— А что это такое? — спросил Дигори.
— Тайна всех тайн, — отвечала королева Ядис. — Королям нашего племени исстари было известно, что есть слово, которое, если произнести его с соответствующими церемониями, уничтожит все живое — кроме того, кто его скажет. Но древние короли были слабыми и мягкосердечными и позволили связать себя клятвой — себя и тех, кто придет после них — что не будут даже и пытаться узнать это Слово. Но я узнала его в некоем потаенном месте, уплатив за это ужасную цену. Но я никогда не воспользовалась бы им, если бы она меня не вынудила. Я боролась до конца, стараясь одолеть ее другими средствами. Я лила кровь своих армий, как воду...
— Она же просто зверь! — пробормотала Полли.
— Последняя великая битва, — продолжала королева, — три дня бушевала в самом Чарне. И все три дня я смотрела на нее с этого самого места. И не стала пускать в ход это Слово, пока не пали последние из моих солдат, и та проклятая женщина, моя сестра, не поднялась во главе своих мятежников до середины той огромной лестницы, что вела из города наверх, к этой террасе. Я выждала, пока мы не оказались так близко, что могли видеть лица друг друга. Она сверкнула своими ужасными, дикими глазами и крикнула мне: “Победа!” — “Да, — ответила я. — Победа — да только не твоя!”. И швырнула ей в лицо Погибельное Слово — и через мгновение, кроме меня, под этим солнцем не было больше ни одного живого существа.
— А народ? — запинаясь, спросил Дигори.
— Какой народ, мальчик? — удивилась королева.
— Весь простой народ, — крикнула Полли, — который не сделал вам ничего дурного! Женщины, дети, старики!
— Неужели ты не понимаешь? — по-прежнему не обращая на нее внимания, сказала Дигори королева. — Ведь я была королевой. А они — моими подданными. Они существовали лишь для того, чтобы во всем повиноваться мне.
— Тем не менее они не заслужили такой участи, — сказал Дигори.
— Я и забыла, что ты всего-навсего обыкновенный мальчик. Что ты можешь смыслить в основах Государственной Политики? Пора тебе понять, что поступки будут несправедливыми, если их совершишь ты или кто-то другой из обычных людей, и не могут быть несправедливыми, если их вершу я, величайшая из королев. Тяжесть всего мира лежит на плечах могучих властителей, и потому мы должны быть свободны от любых законов и принципов. Ибо нам выпал особый, высший удел, отделяющий нас от всего человечества.