Хроники Нарнии Том 1 - Страница 41

— Но все-таки, — рассказывал потом Медведь, — уйма меда угодила ему прямехонько в рот, так что хоть какая-то польза да вышла...

Если говорить правду, звери успели почувствовать расположение к своему странному подопечному и втайне надеялись, что Аслан разрешит им оставить дядю Эндрю у себя, как дети надеются, что старшие разрешат им оставить уличного котенка или щенка. Самые умные из них уже успели убедиться, что по крайней мере некоторые из звуков, вылетающих у него изо рта, осмысленны. Они даже окрестили его Бренди — именно это сочетание звуков он произносил чаще всего.

Но, как бы там ни было, в конце концов им пришлось его оставить — наступила ночь. Аслан был занят весь день — он наставлял короля и королеву и должен был переделать множество других дел, так что у него не нашлось времени для “бедного старины Бренди”. На прощание звери набросали в клетку массу орехов, груш, яблок и бананов, которые составили дяде отменный ужин. Но сказать, что он провел приятную ночь, значило бы погрешить против истины.

— Выведите оттуда это существо, — приказал Аслан.

Итак, мы снова вернулись к описанию того вечера, когда должно было состояться венчание на царство короля и королевы.

Один из Слонов приподнял дядю Эндрю хоботом и опустил его у ног Аслана. Старик был так напуган, что не смел даже вздохнуть.

— Пожалуйста, Аслан, — заговорила Полли, — сделай что-нибудь... Ну, скажи ему что-нибудь такое, чтоб он больше не боялся... И чтоб ему больше даже в голову не пришло вернуться сюда...

— Ты считаешь, что он захочет побывать здесь еще раз? — спросил Лев.

— Боюсь, что да, Аслан, — сказала Полли. — Или пошлет сюда кого-нибудь еще. Он был так возбужден, когда перекладина, оторванная от железного столба, выросла в Фонарное Дерево, что подумал...

— То, что он думал тогда — великая глупость, дитя мое, — успокоил ее Аслан. — Этот мир распирает от жизни в первые дни. Так будет до тех пор, пока песня, которой я вызвал его к жизни, еще пребывает в воздухе и колеблет землю. Но долго это продолжаться не может... Я не могу ничего сказать этому старому грешнику и утешить его: он приложил немалые усилия, чтобы сделать себя неспособным слышать мой голос — и преуспел в этом. Если я заговорю с ним, он услышит только рев... Ах, Сыны Адама, какими вы оказываетесь изобретательными, когда хотите укрыться от того, что несет вам добро!.. Но все-таки я ниспошлю ему тот единственный дар, какой он в состоянии принять от меня.

И он печально склонил свою огромную, косматую голову и дохнул в перепуганное насмерть лицо старого чародея.

— Усни, — молвил Лев. — Усни и хоть на несколько часов освободись от тех мук, что ты сам навлек на себя.

И дядя Эндрю тут же упал на землю, смежил глаза и мирно задышал.

— Отнесите его и уложите где-нибудь в сторонке, — приказал Аслан и, отвернувшись от старика, продолжал:

— Где вы, гномы? Покажите нам, насколько вы искусны в кузнечном деле! Посмотрим, как вы справитесь с коронами для короля и королевы.

И вот множество гномов — столько вам даже не приснится — сразу со всех сторон кинулись к Золотому Деревцу, сняли с него все золотые листочки и вдобавок отломили несколько веточек, да так проворно, что вы не успели бы и слова сказать. И теперь дети разглядели: это дерево не только казалось золотым, но и на самом деле было из что ни на есть настоящего, чистого золота. Разумеется, оно выросло из того полусоверена, что вывалился из кармана дяди Эндрю, когда звери перевернули его вверх тормашками; ну, а серебряному деревцу дала жизнь полукрона...

Как из воздуха возникла груда сухих дров для печи, маленькая наковальня, молоточки, клещи, мехи, тут же заработавшие. Спустя мгновение (как же любили трудиться гномы!) засверкал огонь, заревели кузнечные мехи, начало плавиться золото. Вот оно влито в форму, вынуто оттуда — и уже мелодично позванивают молоточки. Тем временем два Крота, посланные Асланом еще утром спозаранку копать в горах (и, как выяснилось, тоже очень любящие работу) высыпали к ногам гномов целую груду самоцветов. В ловких и умных руках маленьких кузнецов две короны понемногу принимали форму. То были не убогие и тяжелые изделия, какими являются почти все теперешние европейские короны, — а легкие, изысканно изящные и со вкусом украшенные обручи. Их очень приятно носить, ну а не любоваться ими просто невозможно. Корона короля инкрустировалась рубинами, а королевы — изумрудами.

Когда короны были охлаждены в реке, Аслан повелел Фрэнку и Элен встать перед ним на колени и, возложив им на головы короны, произнес:

— Встаньте, король и королева Нарнии, прародитель и прародительница долгой череды королей, которые будут править здесь, в Нарнии, на Островах и в Арченланде! Будьте справедливы, милосердны и отважны! И да пребудет с вами мое благословение!

Потом все начали выкрикивать им приветствия и добрые пожелания, каждый на свой манер, то есть: лаять, ржать, трубить в хобот, хлопать крыльями. Королевская чета стояла среди подданных, очень серьезная, с торжественными и несколько застенчивыми лицами. И именно эта застенчивость придавала им особое, ни с чем не сравнимое благородство. Дигори как раз выкрикивал свои поздравления, стараясь перекричать общий гам, как вдруг услышал совсем рядом глубокий и мощный голос Аслана:

— Смотрите!

Вся толпа разом повернула головы и дружно исторгла протяжный вздох удивления и восторга. Совсем неподалеку, на расстоянии брошенного камня, высилось Дерево, которого только что здесь не было. Оно, вероятно, выросло в полном молчании, но с той умопомрачительной быстротой, с какой флаг взвивается на мачте, стоит только потянуть за веревочку. И пока они были заняты коронацией, оно успело проклюнуться и достичь полной зрелости. Его широко раскинувшиеся ветви отбрасывали на землю скорее свет, чем тени, а серебряные яблоки, сверкавшие, как звездочки, выглядывали чуть ли не из-под каждого листа. Но вздохнуть всю толпу заставил даже не вид дерева, а источаемый им запах — он был таков, что несколько минут никто не мог ни о чем думать, а только дышать и дышать им...