Хроники Нарнии Том 1 - Страница 58

— Дальше... идите за мною дальше... Вот так... И не выходите из-под деревьев. Опасно показываться на открытом месте!

Только когда он привел их в какое-то темное место, где четыре сосны так тесно переплелись своими ветвями, что земля под ними была бурая от усыпавших ее сосновых игл, и никакой снег не мог сюда проникнуть, — только тогда он остановился и заговорил:

— Не вы ли Сыны Адама и Дочери Евы?

— В некотором смысле — да, — громко сказал Питер.

— Шшшш! — зашипел Бобер. — Пожалуйста, потише. Даже здесь не совсем безопасно.

— Но почему же вы боитесь? — спросил Питер. — И кого? Тут же никого нет, кроме нас.

— Есть, — сказал Бобер. — Деревья. А они всегда все слушают. Они почти все на нашей стороне — но есть и предатели. Бывали уже случаи, когда они выдавали нас ей... ну, вы понимаете, о ком я... — и он несколько раз кивнул головой.

— Если уж разговор зашел о том, кто на чьей стороне, — вмешался Эдмунд, — то откуда нам знать, что вы нам друг?

— Не сочтите это за грубость, господин Бобер, — извиняющимся тоном сказал Питер, — но, понимаете, мы здесь совсем чужие.

— Все совершенно правильно, совершенно правильно, — ответил Бобер. — Но у меня есть для вас условный знак.

И он подал им какую-то маленькую белую вещицу. Все поглядели на нее с недоумением, но Люси вдруг воскликнула:

— Ой, ну конечно же! Это мой платок — я его дала бедному господину Тумнусу.

— Все верно, — подтвердил Бобер. — Бедняга, он чуял, что ему несдобровать, еще до того, как за ним пришли. Тумнус передал этот платок мне. И попросил, если с ним что-нибудь случится, встретить вас и рассказать вам, что...

Тут голос Бобра стал таким тихим, что они уже ничего не могли разобрать. Потом он с самым таинственным видом снова закивал головой, чтобы дети стали вокруг него как можно теснее. Когда они обступили его и наклонили головы так, что щеки их почувствовали прикосновение его бакенбард, Бобер произнес наконец шепотом:

— Говорят, что Аслан в пути — может, уже высадился.

И тогда произошло нечто удивительное, очень странное и отчасти курьезное. Дети, естественно, ничего не слышали об Аслане, но стоило Бобру произнести это имя, их настроение сразу изменилось. Наверно, нечто подобное бывает лишь во сне. Вам снится, как кто-то произносит совершенно непонятные слова, но вы каким-то образом чувствуете, что в них заключен огромный смысл. Если сон страшный, то именно после таких слов он превращается в кошмар. Но бывает и так, что вы чувствуете — значение их невыразимо прекрасно, и тогда сон становится таким чудесным, что вы запоминаете его на всю жизнь и всю жизнь будете мечтать еще раз увидеть этот сон.

Нечто подобное произошло и сейчас. Имя Аслана вызвало у детей сильнейшее душевное потрясение. Эдмунд почувствовал некий таинственный, невыразимый ужас. Питер ощутил внезапный прилив отваги и жажду приключений. Сьюзен почудилось, что все вокруг наполнил восхитительно изысканный аромат и зазвучала сладостная музыка неведомых струнных инструментов, которая подхватила ее и, нежно укачивая, повлекла куда-то. А Люси испытала то, что испытываем мы, проснувшись ясным солнечным Утром и сразу вспомнив, что начались каникулы и впереди целое лето...

— А как же господин Тумнус? — спросила Люси. — Что с ним?

— Шшшшш... не здесь, — прошептал Бобер. — Я отведу вас туда, где нам можно будет поговорить по-настоящему, а заодно и пообедать.

Никто, кроме Эдмунда, не сомневался, что они могут довериться Бобру, и даже Эдмунд был рад услышать слово “пообедать”. Поэтому они снова отправились в дорогу за своим новым другом, который удивительно проворно трусил, придерживаясь все время самых непролазных чащ. Переход занял более часа, и они очень устали и чувствовали настоящий голод. Но вот деревья пошли реже, впереди просветлело, а дорога круто повела вниз. Минуту спустя они оказались под открытым небом. По-прежнему ярко сияло солнце, и перед ними раскинулась чудесная картина.

Внизу тянулась узкая долина с крутыми склонами, по дну которой текла, точнее, должна была течь, прекрасная большая река. Как только они увидели плотину, конечно, сразу вспомнили, что бобры строят плотины, и подумали, что эту, безусловно, выстроил именно господин Бобер. Дети заметили, какое выражение появилось у него на лице: застенчиво-смущенное, точь-в-точь как у людей, когда вы осматриваете сад, что они вырастили, или читаете повесть, что они написали. Поэтому обычная вежливость требовала того, что сказала за всех Сьюзен:

— Какая очаровательная плотина!

И господин Бобер на этот раз сказал не “Тише!”, а:

— Пустяки! Не стоит внимания! К тому же по-настоящему она еще не закончена...

Выше плотины находилась заводь, вернее, то, что некогда было глубокой заводью, а теперь — лишь ровной, темно-зеленой гладью льда. Ниже плотины, далеко внизу, льда было еще больше, но не ровного, а застывшего вспененными волнами, какие бывают у низвергающейся воды. Наверно, все замерзло мгновенно, когда на страну обрушился невиданной силы мороз. Там же, где вода просачивалась или протекала сквозь плотину, теперь сверкала стена из огромных сосулек, и казалось, что плотина сверху донизу покрыта цветами, венками и гирляндами, сделанными из чистейшего сахара. А посередине плотины, на самом ее верху, стоял забавный маленький домик, напоминающий огромный пчелиный улей. Над крышей поднималась струйка дыма, поэтому дети сразу поняли, что там готовят обед, и почувствовали еще больший голод, чем прежде.

Все в первую очередь заметили домик, но Эдмунд увидел и кое-что другое. Ниже по долине в большую реку впадала другая речка, совсем маленькая, которая текла по своей маленькой долинке. И вот, разглядывая ту, другую долину, Эдмунд увидел в ее верховьях два невысоких холма. Мальчик был уверен, что именно эти холмы показала Белая Колдунья, расставаясь с ним у фонарного Столба. “Значит, там, между холмами, ее дворец, — подумал он. — Отсюда до них миля, а может, и меньше”. И он вспомнил о “Турецких сладостях”, а также о том, что будет королем. “Посмотрим, понравится ли это Питеру”, — ив его голове появились скверные мысли.