— Ну, сэр, — деловито сказал Бульдог, — отвечайте, кто вы такой. Животное, растение или минерал?
Вот что он сказал. Но дядя Эндрю услышал только:
— ГРРррарррхххоуууу!
Вероятно, вы уже подумали, что эти Звери были очень глупые, если не поняли сразу, что дядя Эндрю и дети с кэбменом принадлежат к одному и тому же виду существ. Но вы, друзья, должны принять во внимание, что Звери не имели еще никакого представления об одежде.
Они считали, что платьице Полли, костюмчик Дигори, пальто и шляпа-котелок кэбмена сродни их меху или перьям. Да они бы никогда не догадались, что все трое принадлежат к одному и тому же виду, но дети сами сказали им об этом, и Ягодка, судя по всему, думала так же. А ведь дядя Эндрю был намного выше ростом детей и намного худее кэбмена. И одет он был во все черное, если не считать белого жилета (впрочем, теперь отнюдь не белого), поэтому, с точки зрения Зверей, он выглядел совсем непохожим на тех людей. И вполне естественно, они испытывали недоумение. Но хуже всего было то, что по его виду нельзя было понять, умеет ли он говорить.
Дядя Эндрю, конечно, пытался что-то сказать. Когда Бульдог с ним заговорил (или, как ему показалось, сперва замолчал, а потом зарычал на него), он протянул к Собаке свою дрожащую руку и пролепетал:
— Хороший песик... не надо... я бедный старик...
Но они поняли его не лучше, чем он их — вместо слов им послышалось какое-то шипение и бульканье. И, может быть, это было к лучшему, потому что ни одной известной мне собаке — и особенно Говорящей Собаке из Нарнии — не понравится, если ее назовут “хорошим песиком”. Во всяком случае, не больше, чем вам, если кому-то взбредет в голову назвать вас “маленьким человечком”.
Они придвинулись к нему, чтобы лучше прислушаться — и дядя Эндрю свалился в глубоком обмороке.
— Ну вот! — сказал Вепрь. — Я так и думал. Это всего-навсего дерево.
Не забывайте, что они ни разу не видели обморока и даже не видели того, как падают.
Бульдог, который тем временем обнюхал дядю Эндрю с головы до пят, поднял голову и заявил:
— Нет. Это животное. В этом не может быть сомнений. И, может быть, того же вида, как и те трое.
— Не могу согласиться, — возразил один из Медведей. — Животные не умеют вот так опрокидываться. Мы животные, и мы не опрокидываемся. Мы стоим прямо. Вот так!
И чтобы показать всем, как прямо он стоит, он встал на задние лапы, шагнул вперед, зацепился за низкую ветку и упал, растянувшись во весь рост.
— Третья Потеха, Третья Потеха, Третья Потеха! — в великом возбуждении заверещала Галка.
— Все-таки я считаю, что он дерево! — настаивал Вепрь.
— Если это дерево, — заявил другой Медведь, — то в нем должно быть пчелиное гнездо.
— Я уверен, что это не дерево, — сказал Барсук. — Мне показалось, что перед тем, как опрокинуться вверх тормашками, он пытался что-то сказать.
— Да нет, — возразил Вепрь, — это ветер шелестел в листьях.
— Уж не хотите ли вы сказать, — обратилась к Барсуку Галка, — что это может быть Говорящее Животное? Он же не сказал ни единого слова.
— И все-таки, — сказала Слониха (ее муж, как вы помните, ушел на совет с Асланом), — как бы там ни было, это может оказаться каким-нибудь животным. Вот этот беловатый ком, который у него с одного конца — почему бы ему не оказаться чем-то вроде лица? А вон те дырки — глазами и ртом? Разумеется, носа у него нет. Но ведь... хм, хм... вряд ли это свидетельствует против. Если сказать правду, и среди нас лишь немногие могут похвастаться тем, что можно назвать Носом в подлинном смысле этого слова.
И она скромно, но с вполне извинительной гордостью опустила вниз хобот, расправив его на всю длину.
— Я считаю, что это сказано очень грубо! — заявил Бульдог.
— Но госпожа Слониха совершенно права! — сказал Тапир.
— Послушайте! — находчиво вмешался Осел. — Мне кажется, что это существо, если и не умеет говорить, то думать умеет!
— Как бы его поставить на ноги? — задумчиво произнесла Слониха.
Она осторожно обхватила хоботом обмякшее тело дяди Эндрю и поставила его вертикально, но, к несчастью, вверх ногами, так, что из кармана у него на землю вывалились три монеты. Но когда Слониха опустила хобот, дядя Эндрю снова рухнул наземь.
— Ну и ну! — враз сказало несколько голосов. — Это не животное.
— Он даже не живой!
— А я утверждаю, что это животное! — упорствовал Бульдог. — Потому что от него воняет!
— Запах — это еще не все, — возразила Слониха.
— Ну, — возмутился Бульдог, — если не верить собственному носу, то чему тогда можно вообще верить?
— Хотя бы собственным мозгам, — сказала она мягко.
— Я считаю, что это очень грубо сказано! — воскликнул Бульдог.
— Ладно, ладно, — примирительно сказала Слониха. — Мы должны с ним что-то сделать. Потому что он может оказаться тем самым Нозлом, и его обязательно надо показать Аслану. Давайте решим вопрос большинством. Что вы о нем думаете? Это животное или что-то вроде дерева?
— Дерево! Дерево! — выкрикнуло с десяток голосов.
— Очень хорошо, — одобрила их Слониха. — Но если это дерево, то ему подобает быть посаженным в землю. Значит, мы должны вырыть для него яму.
С этой частью работы очень быстро управились два Крота. Затем возник небольшой диспут: какой частью надо опускать в яму дядю Эндрю. Лишь очень небольшой перевес голосов избавил его от участи быть опущенным в яму головой вниз. Некоторые Звери доказывали, что его ноги — это его ветки, следовательно, та серая пушистая штука, которая с другого конца (имелась в виду его голова) — это и есть корень. Но другие подчеркивали то обстоятельство, что в раздвоенной части он больше вымазан в грязи, и вообще эти отростки больше смотрят наружу, как и полагается корням. Так что в конце концов его посадили в яму головой вверх. Когда землю вокруг него хорошенько утоптали, она доходила ему до середины бедер.